– Ваше оружие, – подаю ветерану Великой Отечественной войны Василию Ивановичу Коваленко винтовку Мосина. – Да, она, родная, – улыбается фронтовик, сражавшийся рядовым в пехоте на передовой.
– Давно не видели?
– Где ж я ее мог видеть? В кино только. С войны в руках не держал. Помню: лежу с ней на дне окопа в 42-м году под Смоленском. А немецкие бомбардировщики, как тучи, над тобой летят. И нет им конца. Думаешь, если хоть одну бомбу сбросят – конец тебе. Вот это страшно. Всегда было страшно, но тогда особенно.
Василий Иванович Коваленко
Он высок ростом, а его широкие, слегка ссутулившиеся от старости плечи – все-таки Василию Ивановичу за 90 – напоминают о физической силе, которая и в старости не покидает фронтовика. Ветеран бодро спускается по ступенькам с третьего этажа, чтобы ехать в Гомельский областной музей военной славы.
– Как попал на фронт? – начинает рассказ Василий Коваленко. – В 42-м приехали военные на грузовике. Построили весь мужской персонал завода «Азовсталь», куда я прибыл на работу из Хойникского района. «Ты, ты, ты», – указали пальцем. Самые высокие в строю сделали шаг вперед. Посадили нас в машину. Привезли в воинскую часть. «С этой минуты вы солдаты», – сказал офицер. После двух месяцев обучения в 17 лет я попал на фронт в пехоту.
– Помните первые бои?
– Да что там! Помню, как бедолага лейтенант первый шел под пули, когда поднимал нас в атаку с криком: «За мно-о-й! За Р-о-одину!» – голос фронтовика сбивается на приглушенный крик. – Бежишь, стреляешь, а куда ты денешься! Прятаться за товарища не будешь. Смотришь только – то справа, то слева солдаты падают. И вроде так это и надо, – голос Василия Ивановича резко обрывается на всхлип, и на глазах появляются слезы. – Я, знаете, первые дни на фронте есть не мог. Кусок в горло не лез. А потом привык, лежит рядом погибший боец, а ты продолжаешь кушать. Даже не привык, а смирился что ли. Да не дай Бог! Это страшное дело. Мы ведь молодые хлопцы были. Если бы старики. А тут… Посмотреть на это все, так жутко просто, – Василий Иванович поднимает очки и смахивает пальцем слезы.
– Наверно, не только нам, но и немцам доставалось? – спрашиваю, желая прервать тягостные воспоминания. – За что вас двумя орденами Славы наградили?
– Да это мой фронтовой товарищ Виктор Погожев помог. «Пошли, – говорит, – посмотрим, что за бугорок там виднеется». Подходим, а там накатик и ноги немецких солдат торчат. Потянули за сапоги – живые, шевелятся. Вытащили трех немцев, лежавших в укрытии и корректирующих огонь артиллерии. Привели в штаб. За них и дали первый орден Славы. О нас потом даже в боевом листке написали.
Когда читаю информацию о полученной награде на сайте Министерства обороны России «Подвиг народа», понимаю, что ветеран, вероятно, из скромности умолчал о некоторых деталях: «В бою 21.06.44 года западнее деревни Блаженик Волынской области товарищ Коваленко вместе с бойцом Погожевым, когда огонь нашей артиллерии был перенесен в глубину обороны противника, первыми бросились в атаку. Невзирая на сильный пулеметный огонь, ворвались в траншею и захватили трех гитлеровцев, которые были доставлены на командный пункт батальона».
– Командир нам еще и отпуск пообещал, – продолжает фронтовик. – Пошли мы перед отправкой в тыл с боевыми товарищами попрощаться. Решили путь срезать и оказались в зарослях. Я зацепился за какую-то проволоку, потянул, а там мина натяжного действия. Ну и рванула! Ладонь на левой, локоть на правой руке осколками прошило. Вместо отпуска попал в санчасть, а оттуда – на курсы радиотелеграфистов артиллерийских войск.
Воспоминания ветерана прерывает остановка у музея, где нас встречает главный хранитель фондов Игорь Хоришко, который передает ветерану винтовку Мосина. Иван Коваленко привычным движением прикладывает ее к щеке и прищуривает глаз. – Не тяжело? – интересуюсь. – Все-таки четыре с половиной килограмма.
– В молодости легкая была, как вот эта трость, – ветеран постукивает по земле своей палочкой. – А сейчас тяжеловата, – признается фронтовик, несмотря на то, что с легкостью, не подает вида, перекладывает винтовку из одной руки в другую, позируя фотографу. – Эта трехлинейка была моим основным оружием, единственной защитой в атаке, – на губах Василия Ивановича появляется едва заметная улыбка. – Расскажу вам «комедию» одну. Под Ковелем лейтенант приказал нам выкопать в болотистой почве окопы. Вырыли, залегли. Немец нас все же заметил и стал из орудий бить. Мины вместо того чтобы разорваться на поверхности, уходили, как в прорубь, в болото, только брызгами окатывало. Так нас родная земля спасала. Да только в тех окопах мы долго не просидели. Пошли в атаку на Ковель, черт бы его побрал! А фриц на возвышенности окопался. Ему оттуда все хорошо было видно как на ладони. Тяжело, очень тяжело было. Поднимешься, кричишь, бежишь. А рядом бойцы падают. Пока дошли до Ковеля, нас горстка осталась. Если бы артиллерия не поддержала, все бы там полегли.
– Повезло, – заключаю.
– Бог, наверное, берег. Вы знаете: идешь в атаку, ни о чем не думаешь. Погнали немца. Остановились. Только тогда какой-то страх берет. Думаешь, как ты жив остался?! Глянешь на целое поле убитых, и дрожь какая-то нервная возьмет. Все тело трясет. В голове только одна мысль: не сегодня завтра – и тебя убьют, – Василий Иванович проводит пальцами по затвору винтовки и добавляет. – Нам перед атакой для храбрости по 100 граммов наливали, но я не пил, отдавал товарищам. Не тянуло меня к этому. Курить – курил. Это правда. Старшина листьев табаку принесет. Мы за пазухой их высушим, разотрем и в самокрутку. Кормили нас хорошо, но аппетита после атак никакого не было.
– В боях за Ковель получили второй орден Славы?
– Нет, при форсировании Припяти под Мозырем дело было. Спас командира дивизиона. Его плот с орудием размолотило прямым попаданием. Майор плавать не умел и пошел ко дну. Я только успел сапоги сбросить и шинель. А вода холо-о-одная, – поеживается от воспоминаний ветеран. – Схватил командира за одежду и кричу: «Только за меня не держись, иначе потонем оба!» Кое-как до берега дотянул. Хорошо, что по течению пришлось плыть. Нащупал землю ногами и потерял сознание. Столько воды набрал в легкие, что чуть сам не захлебнулся. Очнулись мы в госпитале. «Буду стараться, чтобы героя тебе дали за спасение», – сказал мне тогда майор. «Не надо мне героя, – говорю. – Спасибо, что живы остались», – голос Василия Коваленко в этот момент обрывается, и на глазах невольно появляются слезы.
Это был не последний случай во фронтовой биографии ветерана, когда он спас своего командира. В 1944 г., когда Василия Ивановича перевели в артиллерию 69-й армии 1-го Белорусского фронта, он на должности радиотелеграфиста вместе с командиром дивизиона ходил ночью в нейтральную зону корректировать огонь орудий.
– Нас засекли на рассвете. Налетели бомбардировщики и давай «утюжить». Бомбы рвались справа и слева. «Товарищ капитан, пора уходить!» – тронул я командира за плечо. А он лежит, не шелохнется. Потом приподнял голову и говорит: «Оставь меня здесь и беги за солдатами. Может, еще успеете дотащить до своих окопов». И только тут я заметил, что его тяжело ранило в живот. Нет, думаю, если брошу, не прощу себе. Взял 12-килограммовую переносную радиостанцию в одну руку, батарею питания, которая весила пуд, в другую, и прихватил тяжелую складную антенну. Командир обнял меня за шею, и я потащил его к своим траншеям. Мы не дошли метров 200 до нашей передовой. Выдохся, не могу идти, сил нет. Решил оставить капитана в овражке и бежать за подмогой. Когда вскочил в наш окоп, крикнул: «Командир дивизиона умирает!» – от этих воспоминаний голос ветерана становится сиплым. – Вернулся с двумя бойцами, смотрю, еще шевелится. Живой! Дотащили его. Спустя полтора месяца капитан вернулся из госпиталя. Благодарил меня и вручил орден Красной Звезды. «Хотел, чтобы орденом Славы тебя наградили, но командование решило остановиться на Звезде», – это он мне тогда сказал. Как же его фамилия была? – ветеран задумывается. – Иващенко! А как звали, уже и не вспомню.
Если бы Василия Ивановича тогда все-таки наградили третьим орденом Славы, то его заслуги перед Родиной приравнивались бы к заслугам тех, кто носит звание Героя Советского Союза. И все же главной наградой для себя ветеран считает то, что остался жив. А о своих медалях «За отвагу» и «За боевые заслуги» он вообще упоминает вскользь и на вопрос: «За что получили?» отвечает: «Бежал, стрелял, кричал “ура!”, наверное, громче других. За это и дали». Нехотя рассказывает фронтовик и о том, как был ранен в ногу. «Осколок уже после войны сам вышел», – добавляет собеседник.
– Мы ведь не просто в атаку шли, а за Победой, – говорит на прощанье, будто вспомнив самое главное, Василий Коваленко. – А когда дошли до нее в Берлине… Боже мой! Просто не верили счастью, – ветеран отводит взгляд и по тому, как напряжено его лицо, видно, что он с трудом сдерживает слезы.
Дмитрий Чернявский
Фото
Ирина Чернявская
(г. Гомель)